Остров Генриетты | История покинутой полярной станции

В памяти прочно залегли дни и ночи, прожитые на острове. Мне вспоминается, как «Садко», пришвартованный к семиметровой стенке ледника, выбрасывал из своих глубоких трюмов радиоаппаратуру, которая заработала на острове раньше кухни, бочки с бензином, мешки с мукой, вельбот и ружья, сено и книги, фанеру и бревна, гвозди и киноаппарат. В конце бесконечного потока продовольственных грузов, снаряжения и меховой одежды с кормы корабля по трапу были спущены на ледник собаки и коровы, телки и породистые свиньи. Так «шло» наше хозяйство на берег, казавшийся когда-то неприступным Де-Лонгу.

Груз, а его было триста тонн, мы перетаскивали волоком на базальтовое плато, высотою в 150 метров над уровнем моря.

…На десятые сутки мы прощались с моряками. Мы были спокойны и радостны. Несмотря на все препятствия выгрузка удалась. Работа наладилась. Наш остров вошел в строй действующих полярных станций. И мы остаемcя не на чужбине, а у себя дома, на нашем советском острове.

Временная разлука с уходящими в туман друзьями не сулила нам никаких бед. Мы уверенно думали о предстоящей встрече.

Корабль ушел… А семь человек еще долго стояли на обрыве скалы. Потом кто-то сказал: «Ну, братцы, до дому».

Что представляли собой наши люди, первые обитатели острова Генриетты? Вот геофизик Шашковский: медлительный и огромный, он должен был сам решать вопрос о высоте своего жилища и о размерах мебели, так как стандартные кровати, да и все стандартное не соответствовало его росту; опытный полярник и культурный человек, он не только хороший работник, но и весьма живой собеседник. Четыре раза в день, не взирая ни на какую погоду, и в шторм и в пургу Шашковский уходил на метеоплощадку. Добытые сведения шифровались и поступали на рацию в руки Яковлеву.

Насколько Шашковский был громаден, настолько Яковлев был мал ростом и как-то уборист. Он был молчалив и сосредоточен. Болея на корабле тяжелой формой плеврита, с температурой до сорока градусов, он сошел на остров и прямо приступил к работе на рации, которую мы собрали для него.

Бревенчатую избу, первоначально предназначенную для бани, мы оборудовали под радиостанцию. Яковлев был рад этому. Он внес в работу все наилучшие навыки краснофлотца. Четкий, всегда спокойный, сосредоточенный и исполнительный он связал наш остров надежной и постоянной связью с далекими полярными станциями и Москвой.

Яковлев добился того, что мы по микрофону могли, когда хотели, говорить с дрейфующими кораблями «Садко», «Малыгиным» и «Седовым» и с зимовщиками острова Русского, расположенного от нас за тысячи километров.

Яковлеву помогал Кубеков. Комсомолец-механик, человек с арктическим стажем, инициативный, веселый он вместе с Яковлевым поставил дело так, что у нас на острове слово «авария» утратило смысл. Наши спаренные агрегаты «Л-3» работали безотказно. За год работы мы израсходовали всего 400 килограммов горючего. Объясняется этот эффект тем, что мы заблаговременно, еще на борту «Садко», перебрали и перечистили всю аппаратуру, которая испытала на себе подрывную работу вредителей (засыпка песком двигателя, карбюратора, динамо и заливка водой обмоток магнето).

Очень колоритна фигура биолога Леонова. Двенадцать лет провел он в арктических широтах. Были случаи, когда корабли высаживали его одного для исследования на пустынных берегах и через два года находили нашего «полярного следопыта» здоровым, веселым, обогащенным ценными сведениями.

От берегов Тихого океана до ста двух островов Земли Франца-Иосифа, где Леонов зимовал с И. Д. Папаниным, всюду зорко, внимательно изучал природу его опытный глаз. Леонов прекрасный товарищ. Он знает не только науку своей профессии, но широта его знаний и навыков буквально была неоценимым вкладом для нашего коллектива. Он владел «тайнами» своей науки и одновременно был снайпером. В 1937 г. на нашей зимовке он занял первое место в социалистическом заочном соревновании стрелков, проводимых между всеми арктическими станциями Советского Союза.

Топором Леонов владеет так же, как и винтовкой. Печник, каменщик и штукатур он во все вносил не только опыт, но и отпечаток той особой расчетливой лихости, при которой человеку все удается.

Кормил нас всех бывший беспризорник, ныне кандидат партии, Николай Федорович Волков.

Наш коллектив завершался «сверхплановой» фигурой комсомольца Анатолия Ющака. Мы взяли его с острова Диксона. Молодой гидролог был у нас не только хорошим дисциплинированным товарищем, но в полярную ночь он образцово провел систему взаимного обучения новым специальностям, в силу которой почти каждый мз нашего коллектива к восходу солнца мог самостоятельно встать на вахту вместо другого.

Механик Кубеков и я для расширения плана научных работ в течение четырех долгих месяцев вместе с Ющаком несли вахту на куполе ледника, одновременно выполняя обязанности метеоролога, радиотелеграфиста и повара-служителя.

Как жили на куполе ледника три комсомольца — Кубеков, Ющак и Муханов? Каждый из нас в одиночку прожил на куполе от тридцати до сорока дней. Наш фанерный домик мы отопляли двумя керосинками, а спали в спальных мешках, зачастую не снимая с себя меховой одежды. Колючие ветры пронизывали насквозь наш маленький домик, стоящий на самой высокой точке острова Генриетты.

Эти дни совпадали с напряженной работой Героя Советского Союза А. Д. Алексеева, тяжелые самолеты которого в нашем районе совершали подлинные чудеса героизма. А мы на острове обслуживали его полеты двумя метеостанциями, расположенными на разных высотах над уровнем моря. Пускали шары — пилоты, давали метеосводки, держали радиосвязь.

Спаянный, дисциплинированный, трудовой коллектив наших полярников был цементирован великой партийной силой, непрестанной связью всех наших мыслей с мыслями и делами нашей великой Родины.